Кошачья судьба Муры.

[Маркиза ангелов]

Умное лицо?...


ocr (9).jpg


Так вот, про кошечку. Мура терпеть не могла это животное в натуральном виде, презирая кошек за их нарочитую физиологичность, «за безнравственность» и неразборчивость в связях.
И вот же абсурд: образ кошечки сама она нещадно эксплуатировала. Мимика Муры частенько служила ей вместо ответа на вопросы, на которые она отвечать не хотела.
Рассказывали, что Мура, как сейчас говорят, включала кошечку – улыбалась сладко-сладко, жмурилась и… молчала.
И проделывала этот фокус всякий раз, когда ей хотелось несколько выбить почву из-под ног у собеседника.

«Мура имела свойство иногда не отвечать прямо на поставленный прямо вопрос. Её лицо – серьёзное, умное и иногда красивое – вдруг делалось лукавым, сладким, кошачьим, и, с полуулыбкой и избегая ненужного ответа, она уходила в своё молчание», – рассказывала Берберова.

Мужчины от этого её фокуса теряли связь с реальностью и хватались за галстуки. Женщины просто чувствовали себя дурами.
Мура, без сомнения, была очень интересная женщина. Самое интересное в ней была её непревзойдённая живучесть.
В самой печке большевизма она осталась жива, и даже на свободе. Жива! И на свободе. За одно это ей можно было поставить памятник, к примеру, на Лубянке. «Графине Закревской-Бенкендорф, единственной женщине, вышедшей отсюда невредимой».

Да её постоянно арестовывали!
После Лубянки её опять арестовали в Эстонии, это в 1921 году. Потом, в 1922-м – в Германии, в 1925-м – в Италии. Об арестах-освобождениях знали и те и эти. Вот откуда слухи про международный шпионаж.
Мура же сама мутила воду, таков уж был у неё характер. Она запросто могла ответить про купленные за углом тапочки, что ей их вчера доставили литерным поездом из Парижа. И собеседник думал: «О-о-о!»
Маска тайны позволяла ей скрыть подлинные чувства и мотивы своих поступков, свои пристрастия и привязанности. И вот именно эта маска породила образ шпионки всех времён и народов. А потом и Берберова выставила её «Красной Матой Хари». И все поверили. Между прочим, Горький никогда не называл Муру «Железной женщиной», скорее наоборот, звал шёлковой и пушистой.
Тогда как саму Берберову как раз именно так некоторые и называли – за лишнюю жёсткость в суждениях.

Мура и появилась-то на историческом горизонте благодаря «делу Локкарта», нашумевшему в 1918 году. Дело это ещё называли тогда «заговором послов». Заговор был организован дипломатическими представителями Великобритании, Франции и США в Советской России с целью свержения большевистской власти, ещё толком не укрепившейся. В мероприятии участвовал глава специальной британской миссии Роберт Брюс Локкарт.


ocr (4).jpg
Брюс Локкарт


И это был реальный, а не вымышленный чекистами заговор, не какое-нибудь от начала до конца сфабрикованное «дело врачей». Заговор существовал. У него были заказчики и исполнители. Тот факт, что в результате уцелел сам Локкарт, чьё участие не нуждалось в доказательствах, был ещё как-то оправдан, всё-таки Локкарт официально представлял Великобританию и его физическое уничтожение могло повлечь за собой всякие ненужные сложности.
Но вот сохранение жизни по уши замаранной в шпионаже Марии Игнатьевны, к тому времени Бенкендорф, не поддаётся пониманию. Все, кто пытался как-то осмысливать её судьбу, в итоге приходили к выводу, что Мура сохранила жизнь ценой компромисса, согласившись работать на советскую разведку. Хотя никаких официальных подтверждений этой версии по сей день не существует, главным образом потому, что «заговор послов» до сих пор лежит под грифом «секретно».
Между тем, находясь в длительных уже отношениях с Локкартом, могла ли она оставаться не замешанной в его шпионских делишках? Шпионка, как есть английская шпионка. Кто внимательно следил за судьбой этой дамы, заметил, что вербовали и перевербовывали её по нескольку раз в год.

Весёлая жизнь.

[Маркиза ангелов]

А правда была вот где.
Она родилась в 1892 году, младшей дочерью провинциального помещика, никакого не графа, но очень, очень приличного человека, юриста, судебного деятеля, потом даже сенатора и тайного советника, автора статей на юридические темы.
Игнатий Платонович Закревский был вполне состоятельным человеком, с имением в Черниговской губернии, успешно держал государственную службу, проживая с семьёй в Петербурге, посещал заграницу, естественно, но не настолько, чтобы забывать русскую речь.

Детки же его получали образование по тем временам вполне обыкновенное, домашнее, совершенно прекрасное и достаточное для своего положения в обществе, – языки, танцы, музыка.
Однако младшенькая его, Мария Игнатьевна, не ограничилась предлагаемым интеллектуальным набором барышень своего времени.
Будучи юной леди, она отправилась в Лондон, пишут, «ради совершенствования английского языка».


ocr (10).jpg
Старый Лондон


Вот тут-то и началась для Марии Игнатьевны совершенно иная и очень даже праздничная жизнь.
За границей русскому всегда веселей, чем дома. В Лондоне и Берлине люди тусовались почище, чем в Петербурге. Молодых девушек туда возили выдавать замуж.
Она и вышла, в 1912 году, за некого Ивана Александровича Бенкендорфа, работника русского консульства в Берлине. Графа Бенкендорфа. Или, быть может, вовсе не графа, но очень хотелось.
С учётом наступившего столетия, как позже выяснилось, это уже не имело никакого значения.


ocr (8).jpg
С первым мужем, подарившим ей звонкую фамилию Бенкендорф


Мура имела комплекс по части аристократизма.

Ей не хватало титула папаши. Сама она была очень, очень аристократичная особа, но это качество иной раз проступает в людях простых.
Она как раз и была той самой «попроще». Наследница черниговских земель, совсем не бесприданница… но не графиня.
И вот, последовательно и скрупулезно, она принялась создавать легенду о графстве, которую, в силу её лучезарного обаяния, никто и не собирался проверять.
Сперва она причислила своего папу к Закревским, «тем самым», генералам, губернаторам и так далее, не смущаясь мыслью, что графский титул не наследуется всеми подряд родственниками аристократической фамилии.
Потом точно так же прошлась по родственникам мужа – ненароком, вскользь. Она была асом малозначительных деталей, полностью меняющих суть истории.

Фамилия, конечно, ого-го.

[Маркиза ангелов]

Рассказывала она, к примеру, что на балу в посольстве однажды очаровала самого кайзера Вильгельма, процитировав из Гёте на языке оригинала, чем потрясла последнего. Он не ожидал столь глубоких знаний от юной особы. К тому же иностранки. На самом деле всё было несколько иначе.


ocr (12).jpg
Вильгельм II


Кайзер германский батюшка Вильгельм действительно потрясся словами Марии Игнатьевны. Говорила она громко, за словом в карман не лезла, но вынимала не всегда хорошее, частенько пользовалась языком буквально как попало.
«Я заядлая распутница, – без тени иронии вещала она по-немецки. – Прямо непоседа, путешествую туда-сюда, не сижу дома…»
Любой бы на месте её собеседника призадумался – а то ли он слышит? Позже напишут, что госпожа Закревская в совершенстве владела половиной европейских языков.
И это была правда – она без малейшего затруднения могла разговориться с иностранцем. И даже самые близкие её друзья не отличали в её устах правду от литературы.
И чем неправдоподобнее она лгала, тем больше ей верили.

Так, к примеру, все знали, что она получила образование в Кембридже, что полностью расходилось с действительностью, поскольку данное учебное заведение не принимало в те годы женщин-студенток.
Поэтому и кайзер Вильгельм сходил ей с рук.
Знала ли она в девический свой период в Лондоне господ Локкарта и Уэллса, знакомством с которыми хвасталась, не так важно.
Может, она и сама не помнила, когда она впервые познакомилась с ними, да и при знакомстве запросто могла сделать вид, что встретила старого приятеля.

У неё был сводный брат Платон Игнатьевич (от первого брака папеньки), о ком известно, что служил в русском посольстве в Лондоне в чине камер-юнкера, в Берлине «состоял при посольстве» – небольшая должность, допустим, второй помощник секретаря. Приехав к этому братцу, которого она сто лет не видела, она взяла его в оборот со всем пылом юной прелести, только что сбежавшей от родителей.
В год, когда Мура прибыла в столицу Великобритании, ей было семнадцать лет. Её личный темперамент при знакомстве у иных вызывал лёгкую тревогу, вроде паники, у некоторых даже уныние, но доходило и до безудержного восхищения, очарования, восторга. Но дело было, конечно, не во внешности.
Внешне она была просто мила.


ocr (3).jpg


Волосы Муры составляли её богатство, хотя она всю жизнь мечтала иметь другие, насмотревшись открыток с изображениями великих княжон. Её юное личико обрамляли тёмные кудри, оттеняя молочную белизну девичьей кожи. Цвет лица у неё был нежный, какой случается лишь у барышень из хороших семей, не пропускающих завтрак и не имеющих фривольных мыслишек. В случае чего длиннющие ресницы быстро скрывали взгляд ярких, кажется золотисто-карих глаз.
Руки Муры, говорят, были самой аристократической формы. Декольте её являло взору очень приятное зрелище. На этом красота почти кончалась.
Хотя у неё был ещё миленький ротик. По её губам было видно, что они не для поедания лапши, скорее они предназначены прикасаться к бокалу шампанского, но это только в ранней молодости.
Чем старше она становилась, тем существеннее делался напиток, на который намекали её губы, – бокал мадеры в тридцать лет был совершенно уместен. Ближе к сорока её губы имели коньячные предпочтения. К пятидесяти осталась водка. Поскольку в этом возрасте она уже прижилась в Англии, водка эта называлась джин.

Скепсис – качество, которое ангелы пытаются всучить женщинам вместо красоты. Недостаток красоты таким образом компенсируется критическим обдумыванием мира.

У Мурочки было две старшие сестрицы − близняшки Анна и Алла, обе прехорошенькие. Они учились в институте благородных девиц в Петербурге, потом их быстро расхватали замуж – оп! И обе в дамках.
Маша не отличалась той красотой, которая действует на мужчин подобно удару кувалдой по лбу. И она даже не пыталась заменить красоту банальным жеманством. Современники отмечали, что Мария никогда не демонстрировала институтских ужимок типа «ах, юнкера!».

Никакой этой девичьей восторженности, обмороков.
Она была очень умна, тверда, знала цену своим способностям и женскому очарованию. Её наиболее выпуклой особенностью было умение, даже дар, достигать поставленных целей какими-то простыми средствами.
И вот, несмотря на домашнее образование, она умела с лёгкостью делать вид, что осведомлена в любом предмете, о чём бы ни разговаривали мужчины. Она могла свободно ввязаться в беседу по-английски, по-немецки, по-французски и по-итальянски.
Причём хуже всего говорила именно по-русски, с акцентом, так, будто мысленно переводит с английского, не совсем грамотно: «Вы это вынули из моего рта, он – птица другого пера» – типа того, за что её частенько сравнивали с героинями Толстого. Впрочем, акцент этот на поверку оказывался у неё напускным и при необходимости начисто исчезал, говорила она по-русски совершенно внятно.
А акцент включала лишь ради установления нужной ей дистанции. В России всегда было особое, уважительное, вернее подобострастное, отношение к иностранцам.

Презабавный текст.

[Маркиза ангелов]

Выйдя замуж за безродного графа Ивана Бенкендорфа, Маша, чтобы не тянуть, родила ему двоих детишек, Павлика и Танечку, просто чтобы было.

Берберова сообщает, что дети вовсе не являлись для Муры смыслом её жизни. Якобы говорила она: «Все имеют детей», − и этим оправдывала пошлое материнство, к которому была равнодушна, как кошка.
Но стоит ли верить? Она не жила с детьми, правда.
Случай или важные шпионские дела постоянно разлучали её с ними, жившими в поместье отца под Ревелем (это Таллин), тогда как мать их оказывалась в Петербурге или в Москве, под арестом, на пару с иностранным любовником.


ocr (14).jpg


Но в аристократических семьях не считалось обязательным постоянное проживание с детишками, и сбагрить потомство на полный пансион в приличное, к примеру, учебное заведение оказывалось правильней, чем запирать его в глуши, дома, в деревне. Родители же могли месяцами не появляться, занимаясь государственными интригами, – это в литературе описано сто раз.

В начале войны Мура по велению сердца приехала в Петербург, где из чисто патриотических соображений окончила курсы сестёр милосердия и поступила работать в великосветский госпиталь баронессы В.И. Икскуль.
Это означает, что ухаживать графиня Закревская принялась не за пострадавшими в войне крестьянскими юношами, а за мужчинами из аристократических семей, получившими ранения. Аристократки все так делали. Кроме того, она вступила в общество англо-русского сближения и завязала связи в английском посольстве.
Именно тогда она познакомилась или возобновила знакомство с шотландцем Робертом Брюсом Локкартом, временно замещавшим английского посла Бьюкенена. Отношения между молодыми людьми установились самые короткие.
Обоим стало как-то не до раненых князей. Госпиталь позабыли. В Москву Мура попала, переехав туда вместе со своим новым знакомым. Вот почему на момент крестьянского бунта в имении законного мужа Муры попросту не было дома. Счастливая случайность.

Кстати, именно случай уберёг детей Муры от верной смерти, когда восставшие крестьяне напали на поместье и убили бедного Ивана Александровича, их отца, так ничем и не прославившегося в истории жизни Муры, кроме брендовой фамилии и этой своей нелепой кончины на пороге собственного замка.

Гувернантка успела спрятать детей, вовремя уведя их к соседям. Между прочим, несмотря на жуткую историю со смертью родителя, замок никуда не делся из наследства этих детей, и позже он фигурировал в её жизни как собственность.
Замок тот строился в начале ХХ века и вовсе не был фамильным или шибко старинным. Но наследства это не отменяло. По причине исторических катаклизмов Мария Игнатьевна довольно долго не могла воссоединиться со своим потомством, о судьбе которого не могла ничего выяснить. Может, и зря Берберова всё время намекает, что была она плохая мать. К счастью, с детьми не случилось ничего худого.
Гувернантка продолжала функционировать согласно договорённости – старая, проверенная «мисси», как её называли в семье. В те времена у прислуги ещё была совесть.


Когда в 1918 году Муру вместе с её любовником Робертом или Брюсом – его называли кто как хотел – Локкартом обвинили во всяких грехах против действующей в России власти, оба они попали в положение, из которого обратно в жизнь не возвращаются.
Тем не менее пара дней – и Мура свободна!

Она не была ни расстреляна, ни замучена в застенках, не попала в лагеря пожизненно. Она вышла на свободу, согласно легенде, под руку с гражданином начальником по фамилии Петерс.


ocr (15).jpg


А уж Петерс этот Яков Христофорович был человеком, чья репутация означала для подследственного верную смерть в страшных корчах.
Петерс был гением признательных показаний. Он лично пинал арестованных сапогом в лицо во всяких сложных ситуациях.
Мура же не выглядела умирающей, наоборот, она улыбалась, шутила и кокетничала с этим исчадием ада, на совести которого лежали тысячи умерщвлённых, в том числе и милых дам. Ничуть не менее милых, чем сама Мура. Петерс был демоном революции, как и большинство его товарищей.

Нда... Явно Плутон сильный, с кучей аспектов с личными планетами.

[Маркиза ангелов]

Продолжим.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ


ocr (1).jpg


Кошечка и Буревестник

В Петербурге могло показаться хорошо, только если понюхать кокаину. Не было там ничего хорошего.
Очумевшие от нового мира толпы вели там самый злодейский образ жизни, лишь бы прокормиться. Есть было нечего. Начинали кушать дохлых коней даже в приличных домах.
На рынке ей в обмен на соболиную муфту всучили поддельные продуктовые карточки.
Но Питер тем отличался от Москвы, что там у неё были знакомства, которыми Мура не преминула воспользоваться.
Корней Чуковский, к которому она обратилась по поводу работы, познакомил её с величайшим пролетарским писателем Максимом Горьким.
Вечно там у них была чехарда с именами. Максимом на самом деле звали сына писателя, а самого его звали Алексей Максимович, а Максим был его псевдоним, но теперь уже не важно, опять все умерли.
Горького дразнили Буревестником, из-за одного его произведения, из которого сегодня уцелел только расхожий мем «глупый пингвин» с ударением на первом слоге. Остальное там – много букв.
Сам же Горький был очень хороший человек, такой – широкая душа, последняя надежда гибнущих интеллигентов. В 1919 году он умел находить пищу. В смысле он знал, где доставать продукты человеческого питания. Потому что был официально любимым писателем властей, его кормили.



ocr (2).jpg
Алексей Максимович с первой женой Надеждой Пешковой и детьми



Горький был большой тусовщик. Чтобы самому не бегать по городу, он организовал большую тусовку прямо у себя на дому.
Многие, поняв его неправильно, вообще перестали покидать его квартиру, однажды оставшись после бурного застолья, где-то там завалившись за портьеру. Благо жилплощадь позволяла. Горького не уплотняли.
Он был убеждён, что очень прикольно жить огромной весёлой компанией, как эдакая художественная коммуна. Всегда есть кому зачитать свежее творчество. И вечные эти шутки-прибаутки, шарады, розыгрыши, настоящий фестиваль талантов.

Таким образом, одновременно у Горького столовались, как Шариков у Филиппыча, до тридцати человек, лишь некоторые догадывались иной раз убраться восвояси.
Обыкновенно это происходило в стиле жизненной драмы с элементами фарса.
Например, Иван Николаевич Ракицкий, общий друг, однажды является на Кронверкский, 23 едва живой, голый, босый и оборванный. Просит попить водички, а то так кушать хочется, что и переночевать негде. Его, конечно, умывают, кормят, воспитывают, наряжают в хозяйские рубашку и брюки и оставляют ночевать.
Но в итоге он так и не ушёл – остался навсегда в доме и в жизни Горького, до самой смерти. И вот так там каждый второй. То есть втереться в доверие к Буревестнику революции было проще пареной репы.
А сплетники потом сказали, что это ГПУ подсунуло Муру под дверной коврик на Кронверкском – «подвело её к Горькому», чтобы, находясь при нём, постоянно она осуществляла слежку.

А Горький был как ребёнок, наивный такой, всё бы ему играть. Ради сокращения времени Горький всем давал ласковые прозвища.
«Ракицкого звали Соловьём, Андрея Романовича Дидерихса – Диди, Валентину Ходасевич – Купчихой и Розочкой, Петра Петровича Крючкова – Пе-пе-крю, самого Горького – Дукой, и Муру, когда она пришла с Чуковским, мечтая переводить на русский сказки Уайльда и романы Голсуорси, и рассказала, что она родилась в Черниговской губернии, немедленно признали украинкой и прозвали Титкой.
Она всем очень понравилась. Насчёт переводов даже сам Чуковский не очень рекомендовал её, но её попросили прийти опять, и она пришла и стала приходить всё чаще. А когда через месяц наступили холода и тёмные ночи, ей предложили переехать на Кронверкский», – писала Берберова.

Конечно, она с радостью согласилась. И как было не переехать, если отношения с гражданской женой у Горького давно не ладились! Мария Андреева была женщина с неожиданными сюжетными линиями. Горький же устал следить за ними, к тому же он разомлел от английских переводов Муры Бенкендорф.
Плохих, но таких же милых, как её кошачья улыбка.


ocr (3).jpg
Алексей Максимович со второй женой - красавицей, актрисой МХТ Марией Андреевой



Титка переехала в дом на Кронверкском не сразу, сперва ночуя по общим знакомым, квартиры которых реквизировали и уплотняли не по дням, а по часам.
Но, конечно, однажды она осталась у Горького и на ночь, этот день настал незаметно для остальных жильцов.
Через месяц она уже печатала для него письма на старом, разбитом «ундервуде» и переводила на английский, французский и немецкий его письма на Запад, в которых он взывал о помощи голодающим русским учёным.
Официальной экономки у Горького не имелось, а должность эта явно напрашивалась, поскольку в хозяйстве всегда был полный раздрай, Мура как-то незаметно вошла в должность.


ocr (10).jpg


«Появился завхоз, прекратился бесхоз», – сказал Горький. Собственно, на этом материальные проблемы Муры были решены, и можно было бы расслабиться, если бы не граница, которая теперь разделяла её с детьми, оставшимися под Ревелем.
Даже если она и не была страстной матерью, желание вернуть детей не покидало её с тех пор, как она получила сведения, что дети живы.

Ей пришлось выйти замуж, чтобы иметь возможность свободно перемещаться в европейской зоне. Опять вышла авантюра совершенно в духе Муры. Есть версия, что не обошлось без влияния Горького.
Якобы именно он нашёл ей среди своих многочисленных знакомых молодого повесу, карточного мота. Будберг была его фамилия. Звали его почему-то Лай. Вероятно опять сокращение, от Ни-ко-Лай. Вот он-то и был настоящим бароном.
Это было одной из причин, почему она не раздумывая согласилась.
Аристократический титул наконец сбылся в её жизни.
Вот только сам барон нужен был Муре, как рыбе поцелуй. Да и она для этого Лайки была не более чем способом раздобыть денег. Говорят, именно Горький заплатил его огромные карточные долги.

Так она откупилась от молодого мужа суммой, достаточной на билет в одну латинскую страну, из которой люди без определённых занятий обычно назад не возвращались, слившись там с местным населением.

Текст шедевральный.

[Ираида]

Продолжим.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Текст шедевральный.

Именно текст Ольги Филатовой и подкупил, и сподвигнул на тему.

[Маркиза ангелов]

Продолжим.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Текст шедевральный.

Именно текст Ольги Филатовой и подкупил, и сподвигнул на тему.

Прям радует.

[Маркиза ангелов]

Баронесса Будберг – так теперь она называлась − самозабвенно разыгралась в аристократку. Отмечали, что даже голову держать она стала несколько иначе.
«Госпожа баронесса, госпожа баронесса…» – лепетали теперь горничные и официантки, и друзья отмечали, что было это по отношению к ней более чем уместно.
Иначе она стала смотреть, будто подбородок повыше подняла.
Иначе она теперь вертела в тонких пальцах костяной мундштук с папиросой.
Она вообще-то давно переоделась из московских лохмотьев, благодаря секретарству у Горького обрела приличный вид европейской дамы. И эта дама теперь была с титулом.
Она с ним не расставалась до самой смерти, так более никогда и не встретившись с самим бароном Будбергом, благополучно сгинувшим где-то на ранчо.

Впрочем, версия с участием Горького в её последнем замужестве немного тускнеет в свете цитаты из письма поэту Ходасевичу, где Горький пишет: «Она стала ещё милее и по-прежнему всем интересуется. Превосходный человек. Хочет выйти замуж за некоего барона: мы все протестуем − пускай барон выбирает себе другую, а она − наша!»

И очень вероятно, что Будберга подсуропил Муре совсем не Горький, а эстонский адвокат Розенталь, который вытаскивал её из эстонского уже застенка.
Когда Мура проникла в Эстонию без визы, её там мгновенно заключили под стражу, уже как шпионку НКВД. Официальный защитник, выбранный ею из списка незнакомых фамилий, оказался не промах.
Фиктивный брак спас Марию Игнатьевну от множества неприятностей, включая высылку из страны.

С детьми она наконец-таки встретилась, все живы-здоровы, разве что не узнали мамочку.


ocr (14).jpg
Герберт Уэллс


И вот ещё известно, что там, в Эстонии, она встречалась с новым своим обожателем – писателем Гербертом Уэллсом, приезжавшим туда к ней по делу срочно.

Можно было сказать, что никакого Уэллса там не было, но детишки запомнили высокого полного джентльмена, игравшего с ними на лужайке в парке.
Уэллс был тем, кто занял место в её мыслях наравне с Горьким и детьми.

И если по истинной страсти она любила только одного Локкарта, то в остальном её сердце практически не имело границ.
Оно вмещало их всех, не порознь, а одновременно. Это бывает, говорят – большое сердце.

Если прибавить к этому отсутствие комплексов, в том значении, в каком это говорится о морали в отношениях полов, то получается шпионка высшей категории.
Уезжая от Горького к детям, она выглядела крайне подозрительно – куда, зачем?
Уезжая от мужа в Петербург, опять не могла дать твёрдого ответа – с какой целью, вечно жмурилась, ничего не объясняя.
Уже в Европе, встречаясь с Локкартом, была вынуждена врать и Горькому, и Уэллсу. Поневоле подумаешь – шпионка. Говорила ли она кому-нибудь правду?
Берберова была уверена, что правдивые глаза оленёнка, которые заглядывали прямо в душу собеседнику, – гарантия подлинности её откровений.

Но литераторше Васильевой, с которой она в Лондоне выпивала уже в старости, Мура сообщила, что наврала Берберовой с три короба, а та, дурочка, и поверила.

Вот фантазия!

[Маркиза ангелов]

Берберова же записывала не только слова.
Но личные впечатления, хотя, по свидетельствам современников, Нина Николаевна никогда не была подругой Муры, но пишет так, будто стояла со свечкой.

«Она пользовалась сексом, она искала новизны и знала, где найти её, и мужчины это знали, чувствовали это в ней и пользовались этим, влюбляясь в неё страстно и преданно. Её увлечения не были изувечены ни нравственными соображениями, ни притворным целомудрием, ни бытовыми табу. Она была свободна задолго до «всеобщего женского освобождения».

Писала она и как познакомились писатель Уэллс, автор «Войны миров», «Машины времени» и «Человека-невидимки», и наша не отличавшаяся никакими талантами, кроме дьявольской привлекательности, Мура.
Её официально назначили в переводчицы к Уэллсу, который в 20-м году приехал в Россию в гости к Ленину.
Уэллс был увлечён новой Россией, хотел сам посмотреть, как сбываются его футуристические фантазии.
Исторический анекдот гласит, что оказался Уэллс в постели у Муры, ошибившись дверью в квартире у Горького, куда в отсутствие приличной гостиницы его пригласил пожить сам писатель.
Не на год же! На месячишко там, плюс-минус.
Возвращаясь ночью из горьковских удобств, Уэллс немного запутался в портьерах, в которых у Горького ночевали завалявшиеся гости, и повернул не под тем углом, оказавшись в комнате Муры.

Включил свет и… уже не смог покинуть её апартаменты до утра. По-английски разговорились. Что и как там было на самом деле, в общих чертах можно узнать лишь из опубликованных через много лет после смерти всех действующих лиц дневников самого Уэллса.
Мура о них понятия не имела.
Иначе, конечно же, сделала бы всё возможное, чтобы избежать огласки.


ocr (9).jpg


Конечно, Горькому не понравилось увиденное утром – разврат происходил прямо у него под носом, пока он спал, измученный туберкулёзными приступами (Горький маялся обычным для русских писателей недугом).
Но Мура улыбалась так невинно, что Алексей Максимович счёл целесообразным поверить: пожилой и очень интеллигентный Уэллс с баронессой под одеялом до утра друг другу читали лимерики.
Да и Ходасевичи же слышали из-под двери английскую речь и хихиканье, конечно же, это было от стихов. Уэллс делал движения челюстью вперёд – как вы могли подумать!

Всё же трудно удержаться и не поговорить о её отношениях с Гербертом Уэллсом. Тоже был великий писатель, хотя не столь великий, как Горький. Мы все его читали и благодарны ему за удовольствие, которое нам доставили его книги.

В сущности, Уэллс описал жуткую бабу: "Много жрёт, заглатывая куски, не жуя, как акула, пьёт как мужик, много курит. Хриплый, прокуренный голос, ощущение какой-то общей нечистоты." (мы ещё вернёмся к его характеристике)
Но влюбился, так бывает...

Помните, Высоцкий описал такой случай:

Сегодня я с большой охотою
Распоряжусь своей субботою,
И если Нинка не капризная,
Распоряжусь своею жизнью я.

- Постой, чудак! Она ж наводчица!
Зачем? - Да так! Уж очень хочется!
- Постой, чудак! У нас компания,
Пойдем в кабак, зальем желание.

- Сегодня вы меня не пачкайте,
Сегодня пьянка мне до лампочки,
Сегодня Нинка соглашается,
Сегодня жизнь моя решается.

- Ну, и дела же с этой Нинкою,
Она жила со всей Ордынкою,
И с нею спать - ну кто захочет сам?
- А мне плевать, мне очень хочется.

Сказала - любит. Все, заметано.
- Отвечу рупь за сто, что врет она,
Она ж сама ко всем ведь просится...
- А мне чего, мне очень хочется.

- Она ж хрипит, она же грязная,
И глаз подбит, и ноги разные,
Всегда одета, как уборщица...
- Плевать на это - очень хочется.

Все говорят, что не красавица,
А мне такие больше нравятся.
Ну что ж такого, что наводчица?
А мне еще сильнее хочется...

Вот ведь знал, что шлюха и что наводчица, видел, что некрасивая, что грязнуля, а влюбился до того, что её согласие стало для него вопросом жизни и смерти – жизнь решается. Вот и с Уэллсом произошла такая же история.

Хм... А как это отразились на его творчестве?

[Ираида]

Вот ведь знал, что шлюха и что наводчица, видел, что некрасивая, что грязнуля, а влюбился до того, что её согласие стало для него вопросом жизни и смерти – жизнь решается. Вот и с Уэллсом произошла такая же история.

Хм... А как это отразились на его творчестве?

Удивительно, но абсолютно никак!

[Маркиза ангелов]

Вот ведь знал, что шлюха и что наводчица, видел, что некрасивая, что грязнуля, а влюбился до того, что её согласие стало для него вопросом жизни и смерти – жизнь решается. Вот и с Уэллсом произошла такая же история.

Хм... А как это отразились на его творчестве?

Удивительно, но абсолютно никак!

Не может быть. Очень странно.

[Маркиза ангелов]

Прощай, моё солнце!

Все знают, что существенную часть своей писательской судьбы Горький прожил в чудесной Италии, покинув её только после совсем уж неприятного инцидента с обыском, предпринятым пришедшими уже к власти фашистами.
Но вот до фашистов в Италии, куда Мария Игнатьевна, конечно же, отправилась вместе с Алексеем Максимовичем как его секретарь и правая рука, жилось им до того чудесно, что к ним туда понаехало человек пятьдесят знакомых и родственников.

Бюджет Горького не справлялся прокормить ораву приживал.

Горький, как караван-сарай, пускал под своё крыло каждого второго, он просто не представлял себе иного стиля существования, кроме роли опекуна всех этих накопившихся названных родственников.
И он всё время мыкался – где бы ещё разжиться дополнительными средствами?
Поселившись на знаменитой вилле в Сорренто, Мура вела дела и всё время печатала на машинке его рукописи, благодаря чему заслужила право посвящения главного романа его жизни «Жизнь Клима Самгина».


ocr (11).jpg
Мура секретарствует у Горького


И в жизни его она сыграла неоднократно самую поворотную роль. Именно Мура в конечном итоге уговаривает Горького бросить эту пропахшую вонючими артишоками Италию, где писателя не печатают и не замечают, ещё и обыскивают, чтобы вернуться в культурную Россию, где его, наоборот, будут чествовать на каждом углу, может, даже вручат литературную премию.
На самом деле писателя на родине не ждало ничего, кроме коварного тирана, готовящего ему коробочку с отравленными конфетами.
Хотя это тоже легенды, лишённые доказательств.
Вернее, перенасыщенные доказательствами, всегда лишь косвенными.
Причём сама она с чемоданом горьковских писем осталась за рубежом, где, по слухам, выполняла поручения ОГПУ, а по другим слухам – английской контрразведки, а по третьим – немецкой. И ничего такого документально не доказано.

И вечный поиск чёрной кошки в тёмной комнате, в которой её даже и нет.


ocr (13).jpg


Бывают женщины, чья женственность требует постоянного питания. Дополнительное мужское внимание ей не помешает, даже если под окном у неё и так маячит пара-тройка мужских фигур. Она всё время спрашивает себя – а кто ещё?
В Италии Мура регулярно встречалась со старым другом Уэллсом, который потом напишет о ней: «Мура − та женщина, которую я действительно люблю. Я люблю её голос, само её присутствие, её силу и её слабости… Я люблю её больше всего на свете, и так будет до самой смерти. Нет мне спасения от её улыбки и голоса, от вспышек благородства и чарующей нежности, как нет мне спасения от моего диабета и эмфиземы лёгких. Моя поджелудочная железа не такова, как ей положено быть. Вот и Мура тоже. И та и другая − мои неотъемлемые части, и с этим ничего не поделаешь».

Уэллс довольно много чего ещё напишет о ней, включая всякие малоприятные подробности бытового характера.
И всё-таки любовь, которую он испытывает к этой русской аристократке, видимо, покрывает все недостатки, с которыми может смириться английский… вообще-то не аристократ. Гениальный Уэллс по происхождению был сыном лавочника. Может быть, именно поэтому он мирился с некоторой не всегда чисто умытой действительностью.
После отъезда Горького из Италии в 1931 году Мура стала появляться на приёмах как официальная спутница Герберта Уэллса, которому на тот момент было уже шестьдесят шесть лет.
Он легко добыл для неё британское подданство, хотя так и не убедил выйти за себя замуж. Свободная женщина – мечта поэта (или писателя), в этом Мура была уверена на сто процентов.
Однажды она даже сказала, что скорее выбросится на ходу из автомобиля, чем выйдет замуж за Уэллса. Но и это не помешало последнему оставить ей наследство. В старости Мура не знала материальных забот.


Как многие до него, Герберт Уэллс очень любил русскую шпионку Муру Будберг. Но он вовсе не был оголтелым романтиком, теряющим почву под ногами от женского мурлыкания. Нет-нет, Уэллс был довольно циничный персонаж!

Например, несмотря на всю любовь, которую он чувствовал к Муре, он писал о ней совершенно бестактно: «Она, безусловно, неопрятна, лоб её изборождён тревожными морщинами, нос сломан. Она заядлая курильщица».
(Портрет порочной дамы, да?)
«Обычно в руках у неё видавшая виды сумка, которая редко застёгнута как положено. Руки прелестной формы и часто весьма сомнительной чистоты. Однако всякий раз, как я видел её рядом с другими женщинами, она определённо оказывалась и привлекательнее, и интереснее остальных».

Неожиданный поворот! Что же хорошего нашёл влюблённый мужчина в даме, описанной столь удручающе?
«Очаровывает вальяжность, изящная посадка головы и спокойная уверенность осанки. Её волосы особенно красивы над высоким лбом и широкой нерукотворной волной спускаются на затылок. Карие глаза смотрят твёрдо и спокойно, татарские скулы придают лицу выражение дружественной безмятежности, и сама небрежность её платья подчёркивает силу, дородность и статность фигуры. В каких бы обстоятельствах Мура ни оказывалась, она никогда не теряла самообладания».

И всё-таки куда угодно, только не замуж.

«Я был счастлив тем, что она мне давала, но тогда вовсе не был намерен полностью завладеть ею, что было бы естественно для любого разумного мужчины. Мне казалось, ей следует удачно выйти замуж, обзавестись мужем, который будет ей служить и боготворить её, как она, на мой взгляд, заслуживала», – писал он, в сущности, опровергая сведения о том, что мечтал увидеть её в роли своей жены.

Да и зачем, собственно, жениться людям, ни в чём друг от друга не зависящим?
Герберт Уэллс был самый настоящий ловелас. Он обожал женщин и не собирался жениться на каждой, к которой чувствовал нежность. И уж тем более он не собирался связывать жизнь с женщиной, которую мог бы назвать «второе я».
«Я думал, у неё было такое же множество партнёров, как у меня женщин, и все эти отношения могли с таким же успехом продолжаться. Она держалась непринуждённо и дружелюбно со всеми, и у меня не было оснований предполагать, что она физически так уж разборчива».
Или он писал так со злости, что отказала.

Так с. Значит луна в негармоничных аспектах.

[Маркиза ангелов]

лихо написано! Интересная женщина! Огромное спасибо!!!

[Ираида]

лихо написано! Интересная женщина! Огромное спасибо!!!

Большое пожалуйста за внимание и все-все комменты!

[Маркиза ангелов]

лихо написано! Интересная женщина! Огромное спасибо!!!

Большое пожалуйста за внимание и все-все комменты!

Я даже бал отложила ради темы.

[Ираида]

лихо написано! Интересная женщина! Огромное спасибо!!!

Большое пожалуйста за внимание и все-все комменты!

Я даже бал отложила ради темы.

Иди уже, танцуй! Бал великолепный, Евдокия очень постаралась!!!

[Маркиза ангелов]

Большое пожалуйста за внимание и все-все комменты!

Я даже бал отложила ради темы.

Иди уже, танцуй! Бал великолепный, Евдокия очень постаралась!!!

[Железный Феликс]

Берберова же записывала не только слова.
Но личные впечатления, хотя, по свидетельствам современников, Нина Николаевна никогда не была подругой Муры, но пишет так, будто стояла со свечкой.

«Она пользовалась сексом, она искала новизны и знала, где найти её, и мужчины это знали, чувствовали это в ней и пользовались этим, влюбляясь в неё страстно и преданно. Её увлечения не были изувечены ни нравственными соображениями, ни притворным целомудрием, ни бытовыми табу. Она была свободна задолго до «всеобщего женского освобождения».

Писала она и как познакомились писатель Уэллс, автор «Войны миров», «Машины времени» и «Человека-невидимки», и наша не отличавшаяся никакими талантами, кроме дьявольской привлекательности, Мура.
Её официально назначили в переводчицы к Уэллсу, который в 20-м году приехал в Россию в гости к Ленину.
Уэллс был увлечён новой Россией, хотел сам посмотреть, как сбываются его футуристические фантазии.
Исторический анекдот гласит, что оказался Уэллс в постели у Муры, ошибившись дверью в квартире у Горького, куда в отсутствие приличной гостиницы его пригласил пожить сам писатель.
Не на год же! На месячишко там, плюс-минус.
Возвращаясь ночью из горьковских удобств, Уэллс немного запутался в портьерах, в которых у Горького ночевали завалявшиеся гости, и повернул не под тем углом, оказавшись в комнате Муры.

Включил свет и… уже не смог покинуть её апартаменты до утра. По-английски разговорились. Что и как там было на самом деле, в общих чертах можно узнать лишь из опубликованных через много лет после смерти всех действующих лиц дневников самого Уэллса.
Мура о них понятия не имела.
Иначе, конечно же, сделала бы всё возможное, чтобы избежать огласки.


ocr (9).jpg


Конечно, Горькому не понравилось увиденное утром – разврат происходил прямо у него под носом, пока он спал, измученный туберкулёзными приступами (Горький маялся обычным для русских писателей недугом).
Но Мура улыбалась так невинно, что Алексей Максимович счёл целесообразным поверить: пожилой и очень интеллигентный Уэллс с баронессой под одеялом до утра друг другу читали лимерики.
Да и Ходасевичи же слышали из-под двери английскую речь и хихиканье, конечно же, это было от стихов. Уэллс делал движения челюстью вперёд – как вы могли подумать!

Всё же трудно удержаться и не поговорить о её отношениях с Гербертом Уэллсом. Тоже был великий писатель, хотя не столь великий, как Горький. Мы все его читали и благодарны ему за удовольствие, которое нам доставили его книги.

В сущности, Уэллс описал жуткую бабу: "Много жрёт, заглатывая куски, не жуя, как акула, пьёт как мужик, много курит. Хриплый, прокуренный голос, ощущение какой-то общей нечистоты." (мы ещё вернёмся к его характеристике)
Но влюбился, так бывает...

Помните, Высоцкий описал такой случай:

Сегодня я с большой охотою
Распоряжусь своей субботою,
И если Нинка не капризная,
Распоряжусь своею жизнью я.

- Постой, чудак! Она ж наводчица!
Зачем? - Да так! Уж очень хочется!
- Постой, чудак! У нас компания,
Пойдем в кабак, зальем желание.

- Сегодня вы меня не пачкайте,
Сегодня пьянка мне до лампочки,
Сегодня Нинка соглашается,
Сегодня жизнь моя решается.

- Ну, и дела же с этой Нинкою,
Она жила со всей Ордынкою,
И с нею спать - ну кто захочет сам?
- А мне плевать, мне очень хочется.

Сказала - любит. Все, заметано.
- Отвечу рупь за сто, что врет она,
Она ж сама ко всем ведь просится...
- А мне чего, мне очень хочется.

- Она ж хрипит, она же грязная,
И глаз подбит, и ноги разные,
Всегда одета, как уборщица...
- Плевать на это - очень хочется.

Все говорят, что не красавица,
А мне такие больше нравятся.
Ну что ж такого, что наводчица?
А мне еще сильнее хочется...

Вот ведь знал, что шлюха и что наводчица, видел, что некрасивая, что грязнуля, а влюбился до того, что её согласие стало для него вопросом жизни и смерти – жизнь решается. Вот и с Уэллсом произошла такая же история.

Уэллс и Мура? А разве он не гомосексуалист был? Или я его с кем-то другим путаю?

[Ираида]

Вот и с Уэллсом произошла такая же история.

Уэллс и Мура? А разве он не гомосексуалист был? Или я его с кем-то другим путаю?

О, конечно вы спутали, таких ловеласов ещё поискать!
Я коротенько поведаю о его личной жизни.

В1891 году он заключил свой первый законный брак. Всю юность Герберт лелеял мечту найти себе идеальную женщину – союзницу, помощницу и сексуальную партнершу в одном лице. Этот человек, по праву завоевавший позднее титул «великого бабника», отнюдь не разменивался на случайные связи.

Женщины любили его – далеко не красавца, но обладателя удивительной харизмы, однако первой в постели Уэллса стала жена – Изабелла, его кузина. Брак их был поспешным и не оправдал ожиданий Герберта ни по одному пункту.

Зимой 1893 года Уэллс увидел в своем колледже очень красивую девушку. Полтора года Уэллс метался между двумя женщинами и даже был исключен за столь безнравственное поведение из так называемого приличного общества. Его выбором стала все же Эмми, которую он после свадьбы переименовал, подобно восточному владыке. Они поженились осенью 1895 года, и из церкви девушка вышла с именем Джейн Уэллс.

Джейн родила ему сыновей – в 1901 году Джорджа и в 1905 – Фрэнка.
Дети радовали Уэллса, он обожал возиться с ними и даже создал собственную систему воспитания. Но зато охладел к жене и, хотя разводиться не собирался, принялся искать счастья на стороне. Первым «счастьем» оказалась молодая писательница Вайолет Хант. Следующим – подруга жены, Дороти Ричардсон.

В 1913 году у писателя начался очень серьезный роман, продлившийся около десяти лет. Ребекка Уэст тоже родила ему ребенка – мальчика Энтони, и это была единственная женщина, попытавшаяся женить на себе Уэллса. Но женщин, берущих на себя инициативу, писатель не выносил.

В 1924 году Уэллс расстался с Ребеккой, и ее место заняла Одетта Кен, молодая голландка, женщина вполне заурядная и весьма скандальная.

Осенью 1927 года его жена скончалась. На похоронах Уэллс страдал и каялся, но
уехал во Францию и жил там с Одеттой Кен вплоть до 1933 года.
Странно, но радость любви он обрел в шестьдесят семь лет – последние годы его жизни скрасила русская женщина.

Ну а про Муру уже всё сказано выше.
С ней Уэллс познакомился еще во время первой поездки в Россию.
В 1920 у них случился короткий роман в Петрограде – причем, утверждают, что Мура сама соблазнила английского фантаста.
Однако отношения они возобновили лишь в 1933 году. Мура все время была с Уэллсом – отказалась только сопровождать его во время третьего и последнего визита в Россию.

Герберт скончался 13 августа 1946 года. После кремации его сыновья Фрэнк Уэллс, Джордж Филип Уэллс, Энтони Вест отвезли урну с прахом на остров Уайт, где вдвоем вышли в море на шлюпке и развеяли прах над Ла-Маншем – как просил их отец. В своем завещании писатель не забыл никого – даже дальнюю родню.
А вот Муре Уэллс оставил сто тысяч долларов, а права на книги и лондонский дом были разделены между детьми писателя и его внуками.



В кругу семьи, качество фото лишь такое..

ocr (1).jpg (15.97 КБ) 206 просмотров

Ещё один "круг семьи" - Уэллс, мать, сыновья, жена и любовница.

ocr (2).jpg (16.09 КБ) 206 просмотров

[Маркиза ангелов]

Вот и с Уэллсом произошла такая же история.

Уэллс и Мура? А разве он не гомосексуалист был? Или я его с кем-то другим путаю?

О, конечно вы спутали, таких ловеласов ещё поискать!
Я коротенько поведаю о его личной жизни.

В1891 году он заключил свой первый законный брак. Всю юность Герберт лелеял мечту найти себе идеальную женщину – союзницу, помощницу и сексуальную партнершу в одном лице. Этот человек, по праву завоевавший позднее титул «великого бабника», отнюдь не разменивался на случайные связи.

Женщины любили его – далеко не красавца, но обладателя удивительной харизмы, однако первой в постели Уэллса стала жена – Изабелла, его кузина. Брак их был поспешным и не оправдал ожиданий Герберта ни по одному пункту.

Зимой 1893 года Уэллс увидел в своем колледже очень красивую девушку. Полтора года Уэллс метался между двумя женщинами и даже был исключен за столь безнравственное поведение из так называемого приличного общества. Его выбором стала все же Эмми, которую он после свадьбы переименовал, подобно восточному владыке. Они поженились осенью 1895 года, и из церкви девушка вышла с именем Джейн Уэллс.

Джейн родила ему сыновей – в 1901 году Джорджа и в 1905 – Фрэнка.
Дети радовали Уэллса, он обожал возиться с ними и даже создал собственную систему воспитания. Но зато охладел к жене и, хотя разводиться не собирался, принялся искать счастья на стороне. Первым «счастьем» оказалась молодая писательница Вайолет Хант. Следующим – подруга жены, Дороти Ричардсон.

В 1913 году у писателя начался очень серьезный роман, продлившийся около десяти лет. Ребекка Уэст тоже родила ему ребенка – мальчика Энтони, и это была единственная женщина, попытавшаяся женить на себе Уэллса. Но женщин, берущих на себя инициативу, писатель не выносил.

В 1924 году Уэллс расстался с Ребеккой, и ее место заняла Одетта Кен, молодая голландка, женщина вполне заурядная и весьма скандальная.

Осенью 1927 года его жена скончалась. На похоронах Уэллс страдал и каялся, но
уехал во Францию и жил там с Одеттой Кен вплоть до 1933 года.
Странно, но радость любви он обрел в шестьдесят семь лет – последние годы его жизни скрасила русская женщина.

Ну а про Муру уже всё сказано выше.
С ней Уэллс познакомился еще во время первой поездки в Россию.
В 1920 у них случился короткий роман в Петрограде – причем, утверждают, что Мура сама соблазнила английского фантаста.
Однако отношения они возобновили лишь в 1933 году. Мура все время была с Уэллсом – отказалась только сопровождать его во время третьего и последнего визита в Россию.

Герберт скончался 13 августа 1946 года. После кремации его сыновья Фрэнк Уэллс, Джордж Филип Уэллс, Энтони Вест отвезли урну с прахом на остров Уайт, где вдвоем вышли в море на шлюпке и развеяли прах над Ла-Маншем – как просил их отец. В своем завещании писатель не забыл никого – даже дальнюю родню.
А вот Муре Уэллс оставил сто тысяч долларов, а права на книги и лондонский дом были разделены между детьми писателя и его внуками.



В кругу семьи, качество фото лишь такое..


ocr (1).jpg


Ещё один "круг семьи" - Уэллс, мать, сыновья, жена и любовница.


ocr (2).jpg

Надо же. Венера видать в огненная.